Карнаушенко Э. Н.

Часовни Херсонеса, вопросы возникновения, численности и близости расположения к ранним базиликам Херсонеса.

Прогуливаясь по Херсонесу, можно видеть развалины множества маленьких храмов или, как их еще называют, часовен. Но определение этих построек как часовни литургически не верно. Как правило, в маленьких апсидах этих построек есть следы престолов, что указывает на то, что в этом храме служили литургию. Когда видишь миниатюрные размеры этих храмов возникает вопрос: почему после периода 5 – 7 веков, когда в Херсонесе было построено немало обширных христианских базилик, порой вмещающих в себя сотни человек, наступает время, когда херсонеситы на месте больших базилик (базилика в базилике, базилика 1935, базилика 1932 г …) или впритык к ним (Уваровская базилика, Западная базилика, Восточная базилика, Северная базилика и др. …), а также по всем улицам Херсонеса строят множество маленьких храмов, способных вместить только несколько человек. Скорее всего, на этот вопрос имеется насколько ответов.

Один из ответов – децентрализация и слабость городской власти. Византия в конце VII—VIII в. пережила упадок городов и известное затухание их экономической активности.

Не было возможности восстановить большие базилики. Но возможно, что изменились и акценты в христианской жизни города, что, впрочем, было характерно для всей эпохи в целом. Как можно предположить, в описываемый период акцент ставится не на общинной городской жизни Херсонеса, возглавляемой епископом города, а частной христианской жизни, замкнутой внутри одной или нескольких семей.

В сборнике «Культура Византии» Якобсон Ф.Л. в статье «Архитектура» в частности пишет: «менялось и социальное содержание культовой архитектуры. Это сказалось и в сокращении масштабов церковных зданий, которые в эту эпоху большей частью создавались для какого-либо определенного круга общества: для прихожан того или иного городского квартала <…>» [1. Стр. 498]

Итак, в постюстиниановскую эру по социально-политическим и экономическим причинам происходит радикальное изменение масштаба церковных сооружений и места действия богослужения. На смену монументальной архитектуре пришли средне и поздневизантийские церкви, часто просто миниатюрные по сравнению с прежними. «Многочисленные небольшие церкви, — пишет Р.Ф.Тафт, — после иконоборческого периода “свернулись внутрь”: без атриума или монументальных входов; с алтарем, отступившим в новое трехапсидное закрытое святилище… недостаточное, чтобы быть полностью покрытым фресками… без хоров и монументальных амвона, солеи и приподнятого синтрона… без сосудохранилища, ибо дары теперь готовились в новом приделе или боковой апсиде, в северо-восточной части здания» [2. Стр. 79]. С уменьшением размеров церкви литургическая жизнь становилась более компактной и более «частной». Великолепие городских обрядовых шествий и ритуалов, рассчитанных на литургическое пространство, отныне уступило место монастырскому богослужению, носившему «затворнический», домашний характер.

Итак, встает вопрос – почему общинная жизнь сменилась частной?

Имперская бравурность и парадность ромеев сменяется самоощущением зыбкости, идеалы городской и общественной жизни сменяются идеалами монашескими и частносемейными. Византия, как могущественное государство терпит поражение. Разочарование в жизни, связанное с поражением и оскудением, в религиозной жизни переносит акцент на загробную жизнь. И если в период процветания появляется ощущение, что Бог посылает блага за праведность и за верность ему, то в пору испытаний и потери земных благ вспоминается скорое и скорбное течение человеческой жизни, тленность тела. Тогда человек ищет утешения в загробной жизни. Свои страдания он часто расценивает как очистительное средство для будущей жизни на том свете. В такие периоды культ мертвых начинает превалировать над жизнью живых. Почитание умерших усиливается, если современникам они кажутся достигшими больших успехов, чем они сами.

Итак, еще одна причина возникновения множества маленьких храмов – акцент на поминальных службах. Но мертвые были всегда, однако их не хоронили в храмах и вокруг них до определенного времени. Храмы были для живых. К тому же «соблюдение старинного запрета на захоронения внутри города длительное время тоже вынуждало к развитию культа мощей за его пределами» [3. Стр. 787]

В период строительства часовен храмы ставятся не только ради живых, но и для мертвых, а живые становятся их служителями, которым необходимо совершать поминальную службу о мертвых. И если на заре христианской эры искупительная жертва Христа воспринималась как всеобщее прощение всем, и врата рая представлялись широко отверстыми, то в более поздний период сосредоточенность на общечеловеческой и личной греховности породили сомнение в возможности спасения. Наиболее рьяные христиане предавались аскетическим подвигам, это время расцвета монашества. Богатые – жертвовали на монастыри деньги за молитвы о себе при жизни и по смерти. Люди семейные уповали на молитвы своей семьи после своей смерти.

Большую популярность приобретает погребение тел на освещенных местах: возле храмов, возле мощей святых. Захоронение у мощей возникает из-за сомнения в праведности своей жизни. Возникает желание обезопасить себя в загробной жизни, спастись с помощью святых (физической близости к их мощам).

Что же вынуждало людей устраивать захоронения вблизи мощей святых и в непосредственной близости к живым? В тяжелые моменты истории и в период личных испытаний религиозный человек всегда чувствует, что постигнувшие его беды происходят из-за его проступков. Религиозный человек представляет себя изгнанным от Лица Божия. Он не может быть прощен, потому что не может просить о прощении Бога, так как отвержен. И тогда он ищет посредников. Посредниками выступают люди, своей правильной жизнью получившие расположение Бога. В христианстве – это святые. Почитание святых и их останков (мощей) - общеизвестно.

Но какую роль играют погребения своих родственников, совершаемые вблизи дома возле построенной часовни или небольшого квартального храма?

На наш взгляд – это, во-первых, как было сказано, изменившееся отношение к мертвому телу в период перехода от античности к Средневековью. Как пишет Филипп Арьес в своем труде "Человек перед лицом смерти" человек средневековья имел по отношению к мертвым «чувство безразличной близости. Эта позиция характерна для вполне определенного исторического периода: она появляется к V в. н. э. и исчезает в конце XVIII в., не оставив следа в наших современных обычаях. Этот период начинается со сближения живых и мертвых и проникновения кладбищ в города и деревни, в центр поселения людей» [4.].

В античную эпоху «Вполне ощущая свою близость со смертью, древние, однако, боялись соседства с умершими и держали их в стороне от себя. Погребения чтили. Отчасти потому, что опасались возвращения мертвых, и тот культ, которым окружали могилы и манов — души усопших, как раз и имел целью помешать мертвым вернуться» [4.]. . «Однако подобная нетерпимость к соседству с умершими быстро ослабевала у ранних христиан, это произошло благодаря вере в воскресение плоти» [4.]. «Отныне мертвые уже не внушали страха живым, так что и те, и другие могли теперь сосуществовать в одних и тех же местах, за одними и теми же стенами.» [4.]. Мертвый, благодаря христианству, теперь воспринимался как человек, идущий к Богу на суд за свои дела, после чего душа его будет страдать за грехи, а тело ожидать общего воскресения мертвых. Поэтому умершие стали восприниматься как попавшие в беду люди, которые не могут обойтись без помощи живых. Живые должны были схоронить тело (добротно спрятать), стараясь сохранить хотя бы кости, а о душе усопшего совершать постоянные службы Богу с молитвами о прощении грехов умершего и даровании ему лучшей загробной жизни. И хотя отдельные монахи и не придавали никакого значения тому, где производить погребения, чтобы еще яснее обозначить разрыв с языческими суевериями «Христианские общины склонялись скорее к тому, чтобы примирить новую веру в воскресение плоти с традиционным культом могил. Вместе с тем такое примирение привело не к сохранению античных страхов перед мертвыми, а к сближению с миром умерших.

Народная христианская эсхатология начала приспосабливать старые верования к новым религиозным догмам. Многие были убеждены, что воскреснут только те, кто был удостоен подобающего и не потревоженного впоследствии погребения. Боязнь не воскреснуть в день всеобщего воскресения усопших была переводом на христианский язык дедовского страха умереть без погребения.» [4.]. «Вполне возможно поэтому, что именно страх перед посягательством на могилу заставлял все чаще хоронить мертвых рядом с гробницами мучеников, ибо только мученики, единственные из праведников, кому было заранее обеспечено место в раю, могли защитить тела погребенных и отвратить злонамеренные посягательства на покой усопших.» [4.]. «Более просвещенные церковные авторы могли сколько угодно повторять, что всемогущество Бога позволяло Ему восстановить и разрушенные тела или даже создать их заново, широкие слои населения оставались при своем убеждении.» [4.]. «Захоронение близ могил мучеников, имело и другую причину: тела умерших покоились отныне под защитой святого и в освященной ограде церкви.» [4.].

«Церковные авторы были убеждены в благоприятных следствиях физического соседства тел верующих с останками мученика. «Мученики, — объясняет Максим Туринский, — нас охраняют, пока мы живем во плоти, и они же берут на себя заботу о нас, когда мы покидаем свою плоть. Здесь они мешают нам впасть в грех, там они защищают нас от ужаса ада. Вот почему наши предки позаботились о том, чтобы присоединить наши тела к останкам мучеников. Тартар их страшится — и мы избежим кары; Христос их прославляет — и Его свет отгонит от нас тьму» Итак, святые дают умершему, который был с ними «соединен», не только защиту от Тартара, от мук ада, но и толику своей добродетели и посмертно искупают его грехи. Могилы мучеников стали центрами притяжения для других погребений». [4.].

Иногда не к мощам мученика приносили умерших, а наоборот – мощи мученика помещались в заранее устроенном фамильном погребении. Часто устраивался дополнительный придел с захоронениями при уже существующем храме или строился небольшой храм возле могил, но непременно с престолом, что обеспечивало присутствие мощей при погребениях, так как в престол, как известно, вкладывалась частица мощей.

Учителя церкви и святые отцы верили в особую связь души и ее погребенного тела. Христианский богослов IV века, св. Григорий Ниский много размышлял и писал о посмертной участи человека. Он заявляет о неуничтожимости и полной сохранности элементов человеческого тела в первоначальных стихиях, которые всегда сохраняют свое бытие.

«Тело не исчезает окончательно, но разрешается на части, из которых сложено; и эти части существуют в воде и воздухе, в земле и огне. Поскольку первообразные стихии всегда пребывают, и в них возвращается после разрешения то, что от них заимствовано; то в сих стихиях совершенно остаются целыми и части тела»[5]. Притом элементы нашего тела, соединяясь с этими первоначальными стихиями, отнюдь не растворяются в них, а сохраняют в себе особые знаки, отличающие их от элементов иных тел [6].

Но что происходит с душой после смерти и разложения тела, она ведь, как субстанция, остается бессмертной? Святитель пытается проникнуть и в тайну бытия души в загробном мире и приходит к выводу, что душа после смерти человека пребывает при элементах его разложившегося на первоначальные стихии тела, но не по своей природе, а своей особой «познавательной силой» [7. Стр. 254]. Он сравнивает её со стражем, стерегущим свое достояние [7. Стр. 255].

Об отношении средневекового человека к своей посмертной участи очень красноречиво рассказывает автор «Жития Василия Нового», его ученик Григорий. Житие, написанное в X столетии, как и классическое житие VIII — IX вв., по форме является рассказом о добродетели и чудесах святого мужа, но Григорий то и дело покидает своего героя, чтобы рассказать о себе.

«Однако Григорий не просто рассказывает о себе: старший современник мистика Симеона Богослова, он живет страстной жаждой спасения. Его мысль постоянно возвращается к грехам, совершенным им, к сомнениям, его охватывавшим. Он с трепетом ждет смерти и расплаты за земную жизнь. Дважды повествование прерывается видениями Григория. Первый раз ему является во сне прислужница Василия Феодора и рассказывает о своем вознесении на небо и нисхождении в ад. Через добрых два десятка «мытарств» (τελωνια, буквально: «таможни») должна была пройти душа Феодоры, возносимая ангелами, и каждый раз демоны обвиняли ее в соответствующем грехе — лжи, высокомерии, сребролюбии, блуде; и если собственных ее достоинств не хватало, чтобы миновать загробную таможню, ангелы, как золотом, уплачивали заслугами Василия, который щедро снабдил ими свою прислужницу (мотив этот весьма сходен с католическим учением о сверхдолжных делах святых). Феодора рассказывает Григорию и об аде, о горьких муках грешников, бесчисленных, как песок морской, страждущих от голода и жажды и оглашающих воздух жалобными воплями.» [8].

«Второе видение Григория — Страшный суд — куда более детализовано. По звуку трубы из гробниц были извергнуты тела умерших; снова раздался трубный глас, и все люди были собраны в одном месте — тогда нельзя было различить ни пола, ни возраста, только лица праведников сияли, а лица грешников были покрыты гноем, нечистотами, грязной пеной. На челе грешников виднелись надписи: убийца, вор, иконоборец, павликианин. Сверкали молнии, раздавались раскаты грома, полки сил небесных в грозном молчании сходились на суд. И вот, наконец, ароматом наполнился воздух и в славословии ангелов на светлом облаке явился Христос; возрыдали, ужаснувшись, грешники, и само небо трепетало, как кожа, а земля — словно древесный лист. Немного было праведников — грешников гораздо больше; судья отвернул от них свой взор, и они, напрасно молившие о помиловании, были низринуты в огненное море.» [8.]

Христианин боится не телесной смерти, как человек секуляризированного общества, а вечной смерти. Христианское богословие выделяет три вида смерти: телесная, душевная и вечная – преисподняя. Поэтому для верующего человека телесная смерть не является окончательной и самой страшной. Вечной смерти избежать помогут как покаяние при жизни, так и молитвы живых после смерти.

Эти убеждения были общеприняты в средневековом обществе, и подобающее захоронение почитались святым долгом по отношению к умершим. Более того, человек, молящийся об умерших родственниках, надеялся, что и о нем после его смерти будут так же молиться его родственники. В свете этих представлений естественно предположить, что стремление членов семьи иметь пусть не большой, но свой поминальный храм, привело к строительству многочисленных маленьких часовен-храмов в Херсонесе. В таких храмах, если был священник, совершалась литургия за упокой душ близь погребенных. Для средневекового человека было важно, близость умерших к месту совершения таинства. Частицы, вынимаемые за умерших во время литургии, воспринимались мистически потребляемые умершими. Когда же не было священника, монах или кто-либо из благочестивых христиан читали псалтырь или часы за упокой душ. Если же на таком кладбище был похоронен человек, почитавшийся праведником, то живые надеялись на его заступничество перед Богом, стараясь иметь его мощи как можно ближе возле себя и своих умерших родственников. Таким образом, места захоронений мертвых тел, которые для древних были местом скверны, чем-то нечистым, рассматривались теперь христианами как места священные и сакральные, предназначенные для молитв, творимых верующими за души усопших, которые там почивают. Люди верили, что молитвы живых становятся более действенными, если их читать близ погребений святых мучеников. Заступничество умерших праведников поставлено здесь в тот же ряд, что и молитвы живых.

Исходя из вышесказанного, обратимся к Базилике № 23 Херсонеса (Уваровской) и посмотрим какую роль играли захоронения при храмах.. К юго-востоку от центральной апсиды Уваровской базилики находилось помещение, иногда называемое часовней, которое Сорочан считает кимитирием (многоярусным захоронением) или мартирием с примыкающим к нему с запада склепом. Между алтарной апсидой базилики и восточной оконечностью южной галереи позднее был пристроен маленький храм с престолом. Это помещение было связано с соседним помещением с погребениями. Предположительно здесь совершалась ежедневная поминальная литургия. Наконец с северной стороны Уваровской базилики, возле нартекса, располагалось квадратное в плане помещение с обнаруженными в нем захоронениями, что тоже может указывать на погребальный характер постройки. Трехнефный базиликальный храм «А» возле Уваровской базилики тоже служил в качестве поминальной церкви или мартирия. «Но усыпальницы в церкви-мемории появились не сразу. Они были сложены позднее сверху его мраморно пола, а также заняли боковые нефы шириной по 4 м, которые раскопщики нашли наполненные костями <…>. Еще одна усыпальница-кимитирий с массой костяков находилась с внешней стороны, за южной храмовой стенкой» ( 3. Стр. 777) .

Подводя итоги можно сказать, что возникновению множества маленьких храмов на территории Херсонеса в постюстиниановскую эпоху способствовало несколько причин:

Изменение социально-политической и экономической обстановки в городе.

Переход в церковной жизни от городских обрядовых шествий и ритуалов, рассчитанных на литургическое пространство, к монастырскому богослужению, носившему «затворнический» домашний характер.

Разочарование, связанное с поражением и оскудением, в религиозной жизни ставящее акцент на загробную жизнь. Особое внимание к культу мертвых.

Сомнение в возможности спасения. Упование на защиту святых. Культ мощей.

Изменившееся отношение к мертвому телу. Примирение новой веры в воскресение плоти с традиционным культом могил приведшее к сближению с миром умерших.

1. Якобсон Ф.Л. Архитектура. Культура Византии / вторая половина VII – XII в., «Наука», М., 1989.

2. Тафт Р. Ф. Византийский церковный обряд. С-Пб, Алетея, 2005

3. Сорочан С. Б. Византийский Херсонес. Очерки истории и культуры. Харьков, «Майдан», 2005

4. Арьес Филипп, Человек перед лицом смерти, М.: Прогресс — Прогресс-Академия, 1992. http://krotov.info/history/18/general/e_0.htm

5. Григорий Нисский, свт. Слово на святую Пасху о воскресении. Творения. Часть 8. М., 1866. С. 79//Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово. Творения. Часть 4. М., 1862. С. 29-30.

6. Григорий Нисский, свт. Об устроении человека. Глава 27. Часть первая. М., 1861. С. 187-188.

7. Григорий Нисский, свт. О душе и воскресении. Творения. Часть 4. М., 1862.

8. История Византии. Том 2. Глава 17. ЛИТЕРАТУРА http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000048/st030.shtml